— О, тогда и я дома побуду, раз ты дома.

— А ты куда-то хотела?

— Да к родителям думала… Но теперь не поеду.

— Лен. А ты помнишь, что у нас остался вопрос знакомства с твоими родителями? И сроку была неделя?

— Да помню, — отмахивается Лена. — Но ты даже не представляешь, как душа не лежит… Отец сто процентов будет пробовать тебя на прочность.

— Лен, это — не тот случай, когда позиция страуса — твоими словами — что-то решает. Ты согласна, что в будущем ты мне сама не простишь, если сейчас из-за меня у тебя напрягутся отношения с самыми дорогими тебе людьми?

— Откуда такие глубокие познания в психологии? — удивлённо спрашивает Лена, ударяя меня в плечо кулаком. — Ты что, только прикидываешься маленьким, коварный монстр?

— Это же очевидно. И сразу имею предложение. Больной зуб надо рвать, не затягивая. Поехали? Раз всё так сложилось?

— Ладно… но я тебя предупреждала… — неохотно тянет Лена, выпарковываясь и руля к трассе.

Так смешно видеть, как Лена откровенно трусит и нервничает, шагая вместе со мной по дорожке к главному входу своего монструозного дома.

Подымаемся по лестнице, оказываемся в большом холле, и Лена громко кричит:

— Ма-а, па-ап, я дома.

— Подымайся, — звучит какой-то мужской голос со второго этажа.

— Я не одна!

— Вижу! — отвечает тот же голос.

— Камеры, — шепчет мне Лена, крепко сжимая мою руку.

Мы поднимаемся на второй этаж и по коридору попадаем в кухню, совмещённую с гостиной, где мужчина лет пятидесяти, повадками неуловимо похожий на И.В., сидит в кресле напротив женщины его же возраста и держит в руках какую-то книгу.

— Всем привет, со мной Саша, — как-то зажато говорит Лена.

— Здравствуйте, — отзывается женщина, не поворачиваясь к нам, включая телевизор и делая его погромче.

— Приветствую, — говорит мужчина, не вставая и не подавая руки. — Чем обязаны?

М-да. В принципе, можно уходить. Не нужно быть эмпатом, чтоб прочесть по лицу отца Лены все варианты развития событий.

— Ты была права, — поворачиваюсь к Лене. — Извини, что сразу не послушал. Но это всё равно надо было сделать. Просто чтоб своим детям потом в глаза нормально смотреть. Подожди меня внизу, хорошо? Дай мне две минуты?

Сжимаю чуть посильнее её руку, она послушно кивает, не прощаясь, разворачивается и идёт вниз.

Около секунды собираюсь с мыслями, киваю своим мыслям и обращаюсь к отцу Лены:

— Роберт Сергеевич, я ехал сюда из вежливости. Познакомиться с отцом своей девушки, которая живёт у меня; возможно, поддержать какие-то отношения — чтоб родители моей девушки не волновались за неё саму. Лена, конечно, умная и взрослая, но очень эмоциональная — лично я очень волнуюсь, когда она где-то без меня. Думал, что вы волнуетесь аналогичным образом. Судя по тому, что я вижу, я ошибался. Меня зовут Александр Стесев, у нас с Леной самые серьёзные отношения и мне очень жаль, что я зря потратил время, оторвав и Вас понапрасну. С Леной всё в порядке, она в надёжных руках, это всё, что я хотел сказать. Вы ничем мне не обязаны, как и я вам. Честь имею. — Разворачиваюсь и выхожу. Ленина мать делает погромче телевизор.

Возле машины застаю Лену, плачущую навзрыд, словно ребёнок. Отбираю у неё ключи от машины, бросаю их на переднее сиденье машины, захлопываю дверь и, обняв всхлипывающую Лену за плечи, вывожу её через механическую калитку. Хлопаю себя по лбу, достаю из Лениной сумочки все электронные пульты, какие есть, не разбираясь, возвращаюсь к машине и кладу их рядом с ключами на переднее сиденье. Сверху ещё добавляю её ключи от этого дома.

Такси останавливается сразу. Лена продолжает какое-то время всхлипывать у меня на плече, потом звучно высмаркивается в подставленную мной, как ребенку, салфетку и уже спокойно бурчит:

— Спасибо, Мелкий. Я рада, что ты есть…

А потом мы долго целуемся, пока машина неспешно «собирает» все пробки по пути через центр города.

У меня на задворках сознания теплится мысль, что прямо в машине мы позволяем себе действия, очень далеко выходящие за рамки приличий. Но это нужно нам обоим: ей, чтоб успокоиться. Мне — чтоб успокоить её. Потому, лично я не стесняюсь. Она — и подавно. Спасибо водителю за тактичность, он даже в заднее зеркало лишний раз избегает смотреть.

27

Поднимаемся домой. Слава богу, Асели с Вовиком дома нет. Сейчас на кухне они были бы некстати. Быстро готовлю суп из чечевицы, как самое быстрое блюдо, пока Лена шмыгает носом на соседнем стуле. В холодильнике обнаруживаю полную кастрюлю беляшей вперемешку с баурсаками — видимо, Аселя постаралась. Разогреваю в микроволновке с полдесятка— и кормлю Лену ими вместе с супом. Поев, она немного успокаивается.

— Мелкий, как мы жить будем? — спрашивает она с видом отца семейства, пропившего всю получку и проснувшегося утром в «тёплых объятиях» разгневанной жены или даже тёщи.

— Как и раньше, — глажу её по затылку и шее. — Лично для меня ничего не изменилось.

— Эхх, — тоскливо изрекает Лена. — Не знаю, как оно сложится, но, похоже, осеннюю и зимнюю одежду надо всё-таки в бюджете предусматривать.

— Не беспокойся. Всё решим. — Продолжаю гладить её по затылку.

— Мелкий, а что у нас с деньгами? Вот прямо на сейчас? Фотография дня? — продолжает шмыгать носом Лена. — Извини, что я к меркантильному, но у меня паника. Чувствую себя брошенной собакой…

— Всё нормально. Так, по деньгам. Лен, я плохо рассмотрел, ты сколько отдала за диплом? Долларов пятьсот?

— Четыреста пятьдесят, — шмыгает носом, — ты что, успел посчитать?

— Я — нет, а когда Нина Ильинична считала, просто смотрел на её руки. Подожди секунду.

Иду в комнату, в ящике письменного стола достаю конверт с первым гонораром от докторов и возвращаюсь на кухню.

— Лен, держи. Эта сумма изначально предусматривалась — мне на диплом ещё Бахтин через Котлинского передавал.

— Да ладно, клади в тумбочку, — вяло отмахивается Лена, — у нас теперь всё общее, — и снова шмыгает носом.

Кладу эти деньги на стол. Выкладываю следом из конверта все свои сбережения от химчистки. Добавляю деньги, присланные отцом и матерью бабушке: в последний визит, бабушка с дедушкой отдали мне треть всей суммы со словами, что мне теперь нужнее. Я тогда при людях не стал спорить, а теперь оказывается, что кстати. Вспоминаю про сегодняшний конверт от Витальевича, лезу за ним и достаю его.

Лена удивлённо смотрит на стопку банкнот на столе:

— Мелкий, это что?

— Ну ты спросила — сколько у нас денег. Я провёл ревизию всей моей текущей наличности. Вот всё, что есть на текущий момент. Вечером, судя по всему, продолжу карьеру на мойке, хе-хе. Значит, ещё принесу. — Улыбаюсь.

— А откуда столько? Моей зарплаты сейчас будет хорошо если баксов триста в пересчёте. Откуда у тебя столько?

— Я же работаю, — искренне удивляюсь. — Трачу только на тебя. С тобой вместе. Ну, еда ещё. Командировки и соревнования в спорте оплачиваются, кстати, там ещё откладываю! Суточные — пятьдесят евро, стараюсь столько не проедать. Кстати, у меня ещё на спортивной банковской карте где-то сто пятьдесят евро есть. Если нам критично.

— Да на фоне этого — не критично, — Тычок пальцем в сторону стола. — А сколько ты зарабатываешь? Извини, что сейчас так ребром, но теперь хочу четко оценить обстановку, в которой мы с тобой оказались, — беззащитно краем рта улыбается Лена.

— Вот теперь не ясно… До этого момента, одна химчистка стоила вначале пятьдесят долларов, моя доля была сорок пять процентов. Потом ставка выросла до шестидесяти пяти — семидесяти долларов, моя доля выросла до пятидесяти процентов. В день я чищу два-три салона. Точнее, пять салонов в два дня, это устоявшийся ритм. Зимой чисток будет меньше, потому запас на зиму начал откладывать сейчас. Бахтин выдал за Марину на диплом вот, — указываю пальцем, — и сегодня Котлинский выдал за конверсию с бесплатных услуг. Вот, — показываю на последнюю сумму. — Ещё треть родительского перевода — моя. Это где-то двести в месяц, опять же в пересчёте. До этого не брал, но в этот раз бабушка всучила. Когда они приезжали. При вас не стал с ней спорить.